В советское время и ещё половину 90-х книги Василия Яна стояли на полке в КАЖДОЙ квартире фактически. Расходились миллионными тиражами. Выполняли роль популяризаторов истории и воспитателей патриотизма. В свете современных исторических знаний сведения оттуда несколько устарели, но написаны эти книги безусловно очень талантливо, ярким, образным языком. "Огни на курганах", "Чингисхан", "Батый", "К последнему морю", "Юность полководца" - я ещё к 12 годам прочитал их все по нескольку раз... Василий Янчевецкий (если не сокращать до псевдонима) прожил бурную жизнь журналиста, педагога и путешественника. Знаток Центральной Азии, он служил у Колчака, работал учителем в Туве, получал в 1941 г. Сталинскую премию...
Не так давно я узнал, что не меньшим авантюристом и, пожалуй, не менее одарённым литератором был его брат Дмитрий Янчевецкий. Закончив на исходе века Восточный факультет Санкт-Петербургского государственного университета, Дмитрий стал военным корреспондентом, освещавшим для широкой публики подавление восстания ихэтуаней в 1900-1901 гг. (есть такая песня - "Шёл солдатик из похода девятьсот второго года, из Китая";) и русско-японскую войну 1904-1905 гг. Первую Мировую встретил корреспондентом в Вене, был арестован подпоручиками Дубами и отправлен умирать в концлагерь Терезин, откуда был освобождён в 1916... И т. д.
Уже не одно издание в наши дни выдержала сумма его ихэтуаньских наблюдений - книга "У стен недвижного Китая". Это, друзья мои, просто улётное чтиво. Прекрасный лёгкий слог, эффект присутствия на передовой (где Янчевецкий всё время и находился, упорно не желая при этом брать в руки оружие), масса живых деталей войны стотридцателетней давности, взгляд на повстанцев-"боксёров", взаимоотношения с военными прочих империалистических держав. И, конечно, то, что я так люблю - масса военных случаев, раскрывающих характеры русского солдата и офицера.
"Слава Богу, вылезли на вал! но у командира и у его стрелков сапоги завязли в тине. Не выдержали китайцы и бросились бежать. Полторацкий без сапог со стрелками вдоль вала за ними! Китайцы наводят пушку на ваших. Наши залп!... Китайцы повалились, другие бегут. Слава Богу! пушка не успела выстрелить. Наши, мимо пушки, добежали до 208 восточного угла арсенала и ахнули от изумления: по открытому полю густыми толпами убегают китайцы. И начали наши стрелять. Стреляли на 2,700 шагов. Дальше уже и винтовки не берут. Как снопы на ниве валились китайцы. Так Полторацкий без сапог и его босоногая рота забрали приступом арсенальный вал. Потеряли только 8 человек."
"Теперь наша молодежь так зарылась в своих канцеляриях и бумажных делах, что на мир смотрит только с точки зрения своих портфелей и в разговорах можно всегда услышать слово карьера, но слова Россия или отечество — очень редко. Кажется, у нас верхом карьеры считают получение большого оклада или выгодной командировки, не заботясь о том, полезна или бесполезна эта командировка для государства, и не думая о том, что гражданин может оказать такие услуги государству, за которые оно не будет в состоянии отплатить никаким вознаграждением, такова, например, смерть Сусанина. Есть подвиги дороже жизни. Какой подвиг — принести себя в жертву народу или его части, если ей грозит опасность, и своей единичной смертью дать жить многим(...)
Через 12 дней он был убит на «Корейце» при штурме фортов Таку."
"В тот же день я навестил поручика 11 Восточно-Сибирского стрелкового полка Блонского, который лежал весь перевязанный во французском госпитале. Он рассказал, как его лошадь поскользнулась; он упал и на него, лежавшего, набросились со всех сторон боксеры. Он отбивался от них шашкой и выстрелами револьвера до тех пор, пока не подскочили на выручку казаки, сотник Семенов и Нечволодов. Благодаря чистому воздуху и сухому климату Тяньцзина его 14 ран быстро заживают. Раненые с ним два казака также поправляются. Даже удивительный отрубленный нос у вахмистра взвода прирос и заживает."
"Тяньцзинские сэры аккуратно переодеваются по несколько раз в день и внимательно следят за всеми подробностями и тонкостями туалета. Летом тропический шлем должен непременно быть одного цвета и стиля с тончайшим тропическим костюмом и легчайшими 44 башмаками. Было бы грубым нарушением вкуса и этикета, если бы, например, галстук не гармонировал по своему тону и фасону с поясом и носками. Никогда ни один тяньцзинский милорд или мистер, дорожащий своим достоинством и репутацией, не явится на recreation-ground, где играют в теннис, в другом костюме, нежели в спортсменском, и никогда он не сделает такой непростительной ошибки, чтобы перепутать костюмы и пожаловать на обед с одними мужчинами во фраке, а на обед с дамами в смокинге — а не наоборот.
— Как вы одеты! — сказал мне однажды с негодованием один тяньцзинский коммерсант. — Вы совершенно не обращаете внимания на погоду: разве можно одевать такой светлый галстук, при таком пасмурном небе?"
Живейшее изображение "неудобного" конфликта, о котором мало кто помнит. Участие России в разделе колониального пирога. Этнография, историческая психология... В общем, рекомендую неистово!
